Саботаж, как следствие инфекции бюрократизма

Инфекция бюрократизма настолько глубоко проникла в  недра нашего чиновничьего аппарата, что не осталось ни одного высшего должностного лица в государстве, кто бы не попенял публично  своих подчинённых за эту зело опасную инфекционную болезнь.

16 июня 2020 935 просмотров

Только проследив явление от самого истока,

мы можем получить о нём верное понятие.

Томас Пейн (1737-1809)

Инфекция бюрократизма настолько глубоко проникла в  недра нашего чиновничьего аппарата, что не осталось ни одного высшего должностного лица в государстве, кто бы не попенял публично  своих подчинённых за эту зело опасную инфекционную болезнь. Фактов тьма, но мы сегодня постараемся осветить лишь общие проблемы этого заболевания, используя отдельные случаи только в качестве иллюстрации, или выражаясь медицинскими терминами, симптомов для установления диагноза. А поскольку нельзя объять необъятное, то рассмотрим только поражение этой инфекцией нашего уголовного процесса.

С чего началось это «инфекционное заражение» нашего правоохранительного и судебного организма? Вернёмся на двадцать лет назад, когда «отцы-реформаторы» уголовного  процесса, вопреки мнению многих юристов, как теоретиков, так и практиков, «продавили»  принятие нового уголовно-процессуального кодекса, исходя из их  сугубо личных, мечтательных, восприятий уголовно-процессуальных процедур. Сомнений в том, что они хотели сделать «как   лучше» нет, но получилось «как всегда»…А может быть надо вернуться  и на тридцать лет назад, когда в пылу политической борьбы под танковые выстрели по «Белому дому», рождались в охмурённых западной демократией головах  у некоторых российских политиков  идеи некоей всеобщей свободы, потом воплощённые в некоторых статьях ныне действующей Конституции России. Так, в Конституцию, под яростные проклятия вновь рождёнными юристами-демократами Андрея Вышинского, якобы в тридцатые годы прошлого века родившего термин о признании обвиняемого как «царице доказательств»,  была внедрена ст.51, которая по мысли её авторов должна была гарантировать не повторения трагических историй 1936-1937 годов:

Авторы этой статьи исходили из показаний обвиняемого, как чисто процессуального действия, начисто забыв об информационном значении показаний вообще и тем самым, сами того не желая, поставили первый громадный барьер на пути объективного расследования преступлений. Сейчас даже трудно подсчитать, сколько судеб обвиняемых, воспользовавшихся этой привилегией, оказалось искалечено неправосудными приговорами. Если раньше по УПК РСФСР обвиняемый имел обязанность давать любые показания, включая и ложные, и тем самым осуществлять реальную возможность своей защиты, то сегодня, отказавшись от дачи показаний, особенно на самых первоначальных этапах расследования он отдал себя в полное распоряжение  следствия и суда. Если раньше следователь был обязан проверять все выдвинутые обвиняемым версии, пусть даже самые нелепые, то сегодня он никому ничего не должен. Более того, кто бы что бы не говорил о неважности для уголовного процесса показаний обвиняемого и ничтожности его отказа от показаний для признания его виновным, никто не отменял да не в силах отменить в дальнейшем, чисто психологическое восприятие отказа обвиняемого от дачи показаний, как следователем, так и судом, как некое косвенное признание им своей вины. На практике это, как уже отмечалось, привело к полной зависимости судьбы обвиняемого от усмотрения следователя. И у следователей именно это конституционное разрешение не давать показания,  вызвало возникновение синдрома равнодушия к судьбе человека, отданного волею случая в его руки: арестовав подозреваемого и получив от него отказ в даче показаний, следователь с чистой совестью «забывает» его в следственном изоляторе. Иногда на многие месяцы… Сегодня, тридцать лет спустя после «искусственного убиения» у следователя иммунитета к уважению прав обвиняемого, как человека и гражданина, это обстоятельство встревожило даже Президента России. В своём последнем Послании к Федеральному собранию он был вынужден сказать: «С Генеральным прокурором, с Председателем Верховного Суда мы говорили на этот счёт. Действительно, смотрите, человек сидит за решёткой, его ни разу в течение нескольких месяцев не вызывали на допрос. Прокурор спрашивает: «Почему на допрос не вызывали?» – «В отпуске был следователь», – отвечают…Но как так? У него сидит человек за решёткой, а он в отпуск пошёл и за несколько месяцев ни разу на допрос не вызвал. Такого не должно быть, надо точно с этим разобраться. Я прошу Верховный Суд и Генеральную прокуратуру проанализировать ещё раз эти проблемы и представить соответствующие предложения.» И что дальше? А ничего…Статью 51 Конституции никто изменять не собирается. А это была лишь первая мина замедленного действия, подложенная под весь уголовный процесс.

Но этого политико-юридическим либералам оказалось мало. И они взялись за реорганизацию  процедур самого уголовного процесса. И опять стали делать это без достаточного открытого обсуждения в обществе  и практически без учёта мнения практиков «с земли». Обсуждения разумеется были, но проводились они , как это принято ещё в доперестроечные времена, в виде официальных торжественных заседаний, посвященных "знаменательному событию", в ряде случаев даже в виде научных конференций, разумеется, с помпезными докладами и "свадебными генералами". Сначала это произошло в Московской государственной юридической академии, а вскоре - и в Институте государства и права РАН. Довольно быстро появились даже комментарии к этому Кодексу, разъясняющие, как надо понимать сказанное в нем. Были срочно опубликованы внушительные по объему книги, поучающие не только студентов-юристов, но и умудренных опытом и давно работающих правоведов.  Не обошлось и без тех, кто  привычно поторопились - чуть ли не в тот самый момент, когда стало известно о президентской подписи - возвеличить этот закон до уровня "торжества российской демократии", придать ему обличье одного из свидетельств "вхождения России в лоно западной цивилизации" и традиционно посулить не иначе как "светлое будущее", которое увенчается небывалым торжеством законности и справедливости. Но были и другие учёные, которые категорически не согласившись со столь восторженным отношением к новому кодексу, мрачно охарактеризовали его как "результат большого недомыслия или юридического невежества", "примитивное угодничество" либо "бездумное подражание" кому-то или чему-то. Но их голоса не были услышаны…

Опять, хотели как лучше, а получилось как всегда… Теоретики нового подхода к уголовному процессу механически, без учета российских реалий, скопировали уголовное судопроизводство, сложившееся в странах с крайне непохожими правовыми традициями, историей, культурой, экономикой. О дефектах "новорожденного" УПК начали говорить ещё до его вступления в силу. Первым по этому поводу высказался Президент РФ, который обратился в Федеральное Собрание с предложением о корректировке существенных предписаний, связанных с введением в действие УПК РФ. И тут же те же самые отцы-законодатели и  привлеченные в помощь им "авторы правовой реформы", которые всего лишь за несколько месяцев до этого докладывали "наверх" о готовности проекта УПК РФ к принятию и уверяли в том, что он станет большим вкладом в успешное проведение судебно-правовой реформы, развили в Комитете по законодательству Государственной Думы "кипучую" деятельность по подготовке изменений и дополнений к еще не начавшему действовать своему "шедевру".

В результате появились законопроекты, содержащие более 130 изменений и дополнений. И это при том, что новый УПК был принят, но ещё не вступил в действие. Другими словами мы получили весьма поучительный, наглядный, пример того, как не следует законодательствовать. Хотели «как лучше», а получилось…В результате этого «как всегда»  было  официально признано наличие не одного-двух случайно "проскочивших", а многих (но далеко не всех) явных дефектов. Естественно, возникают вопросы: сколько выявилось бы ошибок, если бы к этой работе, привычно проводившейся в обстановке строгой конфиденциальности и нетерпимости к инакомыслию, допустили специалистов более квалифицированных и ответственных?

Специалисты, отстаивавшие интересы «земли» отмечали, что УПК было внесено много самых разных новелл - больших и малых; ярких и малозаметных; полезных и ничего не дающих ни государству, ни гражданам; тщательно продуманных и бессмысленных; хорошо вписывающихся в систему норм и нелепо противоречивых; оригинальных и явно апологетических; таких, которые учитывают широко признаваемые отечественной уголовно-процессуальной наукой идеи, и тех, которые отражают всего-навсего чьи-то личные амбиции. При этом как-то все просто забыли о том, что уголовный процесс это непросто формализованный способ оформления доказательств, а способ сбора и оформления информации, свидетельствующей об определённых фактах. Другими словами авторы УПК просто забыли об информационной сущности познавательного процесса и «навтыкали» в кодекс множество информационных барьеров.

Вторую мину замедленного действия теоретики нового УПК установили выбросив из него понятие "истины" - устранили положение о том, что суд обязан "всесторонне и полно" исследовать все обстоятельства конкретного дела. В соответствии с ч.3 ст.15 УПК РФ, суд при разбирательстве уголовных дел всего лишь "создает необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав".  Однако, в России начиная с судебной реформы1864 года укоренилась совершенно иная идея - исходя из вывода о том, что государственная власть (субъект права) обязана применять уголовное наказание к виновным в совершении преступлений, и только к ним, можно утверждать, что уголовный процесс должен служить обеспечению установления истины по уголовному делу. Он должен служить тому, чтобы вывод суда (и органа расследования) об обстоятельствах дела - было ли совершено данное деяние, кем, при каких обстоятельствах, в силу каких мотивов, виновно ли лицо в совершении предусмотренного УК РФ преступления и др. - соответствовал действительности. Важно установить истину - признать виновным того, кто действительно виновен в совершении преступления.

                                                                                                                                                                     Требование установления истины в уголовном деле - гуманистическое по своей сути.

 

Решение о том, что уголовный процесс в России должен служить установлению истины было исторически традиционным для российской уголовно-процессуальной науки. Его придерживалось большинство ученых, исследовавших уголовный процесс России, сложившийся по Уставу уголовного судопроизводства 1864 г.

Эти ученые заложили основы отечественной российской теории уголовного процесса в условиях, сходных с существующими ныне в том смысле, что и в 1864 г., и в современной России уголовно-процессуальное законодательство реформируется. Мнение этих ученых сохраняет актуальность

И вот эта новация – судебное производство без истины! Сообразно с этой общей установкой, через весь предусмотренный УПК процесс  проведена мысль о том, что сам суд, как правило, не должен реагировать на пробелы в доказательствах, а равно иные их дефекты. К ним может быть привлечено внимание при разбирательстве конкретных дел лишь по инициативе сторон. Возможности суда по истребованию новых доказательств весьма ограниченны, отправить дело прокурору для дополнительного расследования он также не может. Если стороны не просят о рассмотрении каких-то доказательств, то суду надлежит довольствоваться "доказательственным материалом", подготовленным сторонами, и на этой основе - даже если представленные факты, с точки зрения суда, характеризуются неполнотой и тенденциозностью - вынести приговор. Вопрос о том, будет ли решение, принятое без всестороннего и полного исследования доказательств, соответствовать правде, истине, не должен беспокоить суд. Вышестоящие судебные инстанции не смогут отменить или изменить приговор, в котором неполно либо односторонне установлены обстоятельства дела. Таким образом, суд полностью «привязали» к предварительному следствию, а следователям внушили мысль о том, что по любому делу, направленному в ссуд, будет обязательно вынесен обвинительный приговор, даже если вместо доказательств будет изложена одна фантазия следователя. Главное, чтобы эта фантазия была обличена в соответствующую процессуальную форму, а наличие доказательств необязательно.

Именно это положение явилось "миной замедленного действия", которая в течение двух десятилетий, как вредоносный вирус медленно разъедала иммунитет правосудия и   неизбежно  привела к тому суд ежегодно всё больше и больше и больше  утрачивал доверие населения. Сейчас его авторитет упал значительно ниже той и так не очень-то высокой отметки, на которой он находился в начале реформы. Кому нужны суд и осуществляемое им правосудие, если они не могут быть праведными и не должны стремиться к правде, истине?!

И сегодня ещё многие не понимают, или не хотят понять, вредоносное значение этой псевдоправовой идеи. Достаточно вспомнить, какой шквал критики обрушился на Председателя  Следственного Комитета России А. И. Бастрыкина, когда он предложил вернуть в уголовный процесс понятие «объективной истины».

Но, к сожалению, приходится констатировать, что ряд жизненно важных и "кричащих" проблем, касающихся защиты интересов обвиняемых и потерпевших, был лишь продекларирован, но по факту  попросту игнорируются следователями, которые легко нашли способ саботировать эти нормы. Особенно это касается давно возникшей и ставшей в наше время крайне острой проблемы материального обеспечения права на защиту тех подозреваемых, обвиняемых, которые не в состоянии оплачивать недешевую работу квалифицированных защитников-профессионалов. Это означает, что мы, заявив громогласно и лицемерно о значительном расширении права на защиту, свели его к нулю, оставили малоимущих и неимущих фактически беззащитными. А ведь таких людей у нас насчитывается огромное количество - ежегодно сотни тысяч граждан с низкими доходами нуждаются в услугах адвокатов. И найти желающих  за грошёвую оплату квалифицировано защищать их интересы в наши дни практически невозможно. Зато появились так называемые «прикормленные следствием» адвокаты,  которые готовы в  любое время суток появиться в кабинете следователя и сделать вид, что они якобы защищают интересы  подозреваемого или обвиняемого лишь для того, чтобы в протоколе следственного действия было указание о его присутствии. Именно эти адвокаты рекомендуют «своим подзащитным» воспользоваться ст.51 Конституции для отказа от дачи показаний. Такую псевдозащиту нельзя расценить иначе как издевку над гражданами, которые просто не в состоянии реализовать свое право на защиту.

Адвокатское сообщество последние года два-три пытается бороться с это проблемой, но эта «болезнь» лечится с большим трудом.

Вернёмся, однако, к Конституции России. Поскольку в соответствии со ст.2 Конституции о том, что в Российской Федерации высшей ценностью признан человек, его права и свободы, то изобличение виновного в совершении преступления не может достигаться любой ценой. Одновременно необходимо учитывать и то, что расследование преступления является, по существу, информационным процессом, в котором задействованы совершенно разные субъекты со своими специфическими интересами: потерпевшие, оперативные службы различных правоохранительных структур, следователи, экспертные учреждения, адвокаты, суды.  Обеспечивая исполнение уголовно-правовых норм о преступлении и наказании, нормы уголовного процесса предусматривают порог допустимых с этой целью действий, решений, исходя из того, что: достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления. Никто не должен подвергаться пыткам, насилию, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию (ст.21, ст.49, 51, 52 Конституции РФ). Эти нормы предопределяют закрепление в уголовно-процессуальном законе многочисленных запретов, призванных ограждать права человека и гражданина на пути к раскрытию преступлений, изобличению виновных в их совершении.

За последние двадцать лет сменилось примерно пять поколений следователей, и с каждой сменой качество следствия, прямо зависящее от личных качеств самого следователя, становится всё хуже и хуже. Дело дошло до того, что Председатель следственного комитета России А. И. Бастрыкин вынужден публично призывать: «следователи всегда обязаны помнить об исконных российских традициях справедливости и законности, помнить о том, что диктатура закона - это единственная разновидность диктатуры, которой мы обязаны подчиняться.» (Интервью Председателя Следственного комитета "Российской газете" 08 декабря 2017 )

Чем же было вызвано такое заявление А. И. Бастрыкина? Увы, сработали те самые «мины замедленного действия», заложенные в УПК «отцами-реформаторами, разложившие весь правоохранительный организм государства. Теоретически все следователи (и МВД, и Следственного комитета, и ФСБ, и военного следствия) имеют высшее юридическое образование. Нельзя назвать необразованными и сотрудников оперативных подразделений этих органов. Но, как это ни звучит парадоксально, но практически никто из них не знает конкретных статей второго раздела Конституции России, хотя о понятиях, изложенных в этих статьях им всем хорошо известно. Знают, но нарушают…Налицо неприкрытый правовой саботаж.

Начнём с запрета пыток. Это требование прямо изложено в ч.3 ст.117 УК РФ и косвенно вытекает из других статей УК. Казалось бы, даже есть отдельные факты привлечения к уголовной ответственности оперативных сотрудников за применение пыток. Есть даже отдельные публикации на эту тему. Но с грустью и недоумением мы констатируем, что системной борьбы с этой язвой уголовного процесса нет. Члены СПЧ часто посещают места лишения свободы и в ходе встреч, как с арестованными на предварительном следствии, так и с осуждёнными примерно треть из жалуются на то, что к ним применялось насилие. В СПЧ есть специальная комиссия противодействия пыткам, председатель которой И.Каляпин ведёт свой блог на сайте СПЧ. Вот что он пишет в одной из последних своих публикациях: « …От полицейских требуют "правильную статистику" преступлений – и это оборачивается тем, что из задержанных выбивают признания. Происходит это совсем рядом – пытки можно случайно увидеть через окно кабинета в отделе полиции, или услышать крики, проходя по его коридору… В производстве Комитета против пыток постоянно находятся от 150 до 200 дел. Филиалы организации, основанной в Нижнем Новгороде в 2000 году, сейчас есть в 10 субъектах страны, и почти каждый день к ним обращаются из-за полицейского насилия. Вот некоторые истории: 19 мая 2011 года жительница Нижнего Новгорода Екатерина Семенова узнала, что трое полицейских забрали ее мужа Александра, дальнобойщика по профессии, в отдел №1 Автозаводского района. Екатерина поехала в отдел, поднялась на третий этаж, постучалась в 29-й кабинет. Там ей сказали, "здесь никаких Семеновых нет". Екатерина уже собралась домой, но, проходя по коридору, услышала крики, которые доносились из одного из кабинетов. Это кричал ее муж. "Они взяли фаллоимитатор и говорят: мы сейчас тебя этой херней изнасилуем. Я говорю: вы что, совсем? – Сейчас, в три секунды. Но они так не сделали…" – рассказывает дальнобойщик Александр Семенов. Даже спустя 9 лет он дрожит, вспоминая о пытках – его избивали, душили до потери сознания, применили пытку "ласточка", били током, наступали на руку. От него требовали сознаться в убийстве человека, который работал в его транспортной компании охранником, – Рифата Мусина. Семенов говорит, что он последний видел Мусина живым. Правозащитники из нижегородского Комитета против пыток добились возбуждения уголовного дела против пытавших только через восемь лет, с шестой попытки.»

            Итак, почему и ради чего применяются пытки? Именно потому, что оперативные работники полиции лишены возможности проверять все версии подозреваемого, а им требуется информация.  И хотя «царица доказательств» предана анафеме новыми теоретиками уголовного процесса, тем не менее, именно на получение необходимой им информации в форме признания любой ценой ориентированы оперативники. И если человек, не выдержав пыток, признается в совершении преступления даже если он его не совершал, то дело пошло по накатанной поверхности и  вне зависимости от дальнейших показаний обвиняемого, даже если они ничем другим не будут подтверждены, он будет предан суду и осуждён. И тут, хоть оборись в суде о том, что тебя пытали, судьи заявят, что эти крики подсудимого являются всего лишь попыткой избежать ответственности за совершённые им преступления. И даже в суде присяжных подсудимому не дадут выступить перед присяжными с заявлением о пытках или других фактах фальсификации доказательств. (Об этой «мине замедленного действия», заложенной в процесс с участием присяжных я порассуждаю отдельно позже). Человек обречён. Вот так саботируется как следователями, так и судьями статья 117 УПК РФ.

            Следующая «мина замедленного действия» - отсутствие требования установления истины по делу, взорвалась в виде появления у следователей чувства собственного превосходства над обвиняемым и  циничной уверенности в своём безгрешии и безнаказанности за допускаемые им нарушения. Причём, безгрешие проявляется часто в виде неправильной оценки ситуации в результате недостатка опыта или обыкновенной неграмотности, когда следователь тупо придерживается  одной выдвинутой лично им, или навязанной ему оперативниками версии, и при этом совершенно не реагирует на ходатайства адвокатов  и обвиняемых о проверке других версий. При этом следователь искренне считает, что в случае чего суд его может «подправить», но всё равно будет обвинительный приговор и ему всё зачтётся. Если он в чём-то и погрешит, то обвинительный приговор отпустит ему все его прогрешения!

 А циничная уверенность в безнаказанности проявляется прежде всего в умышленной фальсификации доказательств, в поддержку своей неправильной версии и в наглом заявлении обвиняемому и даже адвокату: тебя всё равно осудят; будет так как я говорю; суд сделает так как я ему скажу в обвинительном заключении…И не удивительно, что именно так и происходит. Обвинительный приговор выносится в любом случае, что   свидетельствует о тесной корпоративной солидарности суда со следствием, поддержанным, как правило, и прокурором. Этот цинизм является прямым проявлением факта преступления перед правосудием. Но вышестоящие суды, как правило, оставляют подобные факты без реагирования. Интересы правоохранительной корпорации стоят выше …истины. Итак, мы имеем в наличии ещё и судебный саботаж

            Когда на ежегодных встречах с президентом России члены СПЧ докладывают ему о выявленных фактах грубейших нарушений уголовно-процессуальных норм, то В. В. Путин реагирует на них однообразно – он всегда говорит, что не может вмешиваться в вопросы правосудия и эти проблемы должно решать само судейское сообщество. Но отказываясь от личного вмешательства в конкретные уголовные дела, он, тем не менее, иногда использует свой авторитет, чтобы дать общие указания. Так, например, на одной из ежегодных встреч я докладывал о деле Ромины Байрамовой, рядовой наёмной работницы финансовой  организации, которая оказалась «финансовой пирамидой». Следователи привлекли её к ответственности исключительно ради подкрепления своей версии о якобы имеющейся организованной преступной группы, при этом проигнорировав даже такой факт, что она не только не принимала участие в обмане клиентов, не только не получала от граждан денег, но и вообще… не работала в этой организации в период, когда совершались мошеннические действия. И хотя все эти обстоятельства были установлены судом, но сработала пресловутая корпоративная солидарность и Байрамова была осуждена на 10 лет лишения свободы…И все последующие судебные инстанции, как говорится «засилили» этот приговор.

            В своём Послании Совету Федерации В.В. Путин на эту тему указал: «…Бизнес указывает на целый ряд проблем в законодательстве и правоприменительной практике. Согласен с тем, что нужно внимательно посмотреть на критерии, по которым все сотрудники той или иной компании только по факту совместной работы могут попасть под такой квалифицирующий признак, как группа лиц по предварительному сговору. Это вообще ерунда какая-то, но такое бывает, к сожалению. И это влечёт за собой более строгую меру пресечения на этапе следствия и более тяжёлое наказание позднее.»

            Казалось бы, яснее сказать нельзя и судьи Верховного суда или Генеральный прокурор должны были бы дать указания каждый по своей линии о проверке дел, которые имел в виду Президент.  Но нет. Раз не было прямых указаний от Президента, то как бы и вообще ничего нет и не было. Вот образец саботажа на  самом высоком уровне. А по этому образцу поведения ровняются и их подчинённые на всех этажах правоохранительной системы.

            И ещё об одном последствии «саботажной инфекции», поразившей практически все входящие в правоохранительный блок органы. Работа с обращениями и, в частности, с ходатайствами граждан.

            О законности процессуального решения можно говорить тогда, когда оно принято на основании и в порядке, предусмотренном уголовно-процессуальным и уголовным законами. Обоснованность решения предполагает соответствие выводов установленным фактическим обстоятельствам и подтвержденность их соответствующими доказательствами. Мотивированность решения — обоснование, извините за тавтологию,  его обоснованности. Обязанность судов и иных правоохранительных органов мотивировать принимаемые ими процессуальные решения представляет собой важную гарантию прав участников уголовного процесса, обращающихся в указанные органы с жалобами, заявлениями, ходатайствами. Как указал Конституционный Суд РФ, «положения статей 7, 123, 125, 388 и 408 УПК не допускают отказ судов и иных правоприменительных органов и должностных лиц от рассмотрения и оценки всех доводов заявлений, ходатайств или жалоб участников уголовного судопроизводства, а также мотивировки своих решений путем указания на конкретные, достаточные с точки зрения принципа разумности, основания, но которым эти доводы отвергаются рассматривающим соответствующее обращение органом или должностным лицом...»

            К сожалению именно мотивировка в ответах должностных лиц напрочь отсутствует. Примеры таких отписок по уголовным делам  исчисляются в десятках тысяч!

Один из очень уважаемых мною юристов, доктор юридических наук, полковник юстиции в отставке П. А. Скобликов  в одной из своих недавних статей в специализированном журнале так охарактеризовал многолетнюю сложившуюся систему саботажа работы с обращениями граждан: «Как показало наше исследование, подобные схемы имеют широкое распространение и призваны, прежде всего, оптимизировать и минимизировать нагрузку на бюрократический аппарат. Вместе с тем у них есть коррупционная и коррупциогенная составляющие. Во-первых, чем бы ни было в действительности обусловлено применение схем, столкнувшиеся с ними граждане зачастую приходят к мысли, что легальным путём разрешить свои проблемы они не смогут. Альтернативой же является поиск и установление коррупционных отношений. Во-вторых, в ряде случаев, когда коррупция приобрела системный характер, обращения граждан не разрешаются надлежащим образом потому, что в этой системе у каждого действия есть цена – так называемая цена вопроса. И если гражданин не заплатит, проблема не решится. В-третьих, популярны схемы и тогда, когда граждане обращаются с жалобами на коррупцию. В этом случае схемы порой становятся приёмами противодействия попыткам разоблачить и привлечь к ответственности коррупционеров.

Таким образом, применение описанных схем: а) способствует коррупции, б) предстаёт как её проявление, в) является технологией её сокрытия и сохранения.

          Футбол. Одна из схем получила наименование «футбол» – по ассоциации с футбольным мячом, который игроки передают друг другу в различные части поля.

           Другое название этой схемы – пустить по кругу. В самом общем виде она заключается в том, что обращение гражданина последовательно пересылается в различные государственные органы, и, в конечном итоге, его, зачастую, получает тот, кто не вправе предпринять какие-либо меры либо даже тот, на кого подана жалоба…

Рассматриваемую схему, как и другие, которые описаны ниже, практикуют не только

чиновники-коррупционеры. Многие госслужащие стремятся облегчить себе работу, переложив её на других. Это обстоятельство позволяет коррупционерам легче затеряться

среди серой массы нерадивого чиновничества, так как действия коррупционеров трудно

отличить от обычного поведения чиновников, с изобретательностью уклоняющихся от исполнения своих прямых обязанностей, если они считают их обременительными, невыгодными по экономическим, политическим или по иным соображениям.

            Отписка. Другая схема получила неофициальное название «отписка» – в ответ

на обращение гражданина ему направляется унифицированный ответ типа: «Ваша жалоба тщательно проверена, оснований для её удовлетворения не усматривается». Для непосвящённых подобный документ выглядит убедительно и законно. На самом же деле на «проверку» жалобы у служащего ушло всего несколько минут. Порой текст может быть и более длинным, что не меняет его сути. Он однажды набирается на компьютере и сохраняется. Когда приходит новая жалоба, фамилия заявителя просто меняется на другую. Отписка известна с давних времён. Её определение содержится в толковых словарях русского языка. Например, такое: «бессодержательный формальный ответ на что-нибудь, не затрагивающий существа дела» .

              На практике отписка может касаться сути вопроса, с которым обратился гражданин, но при этом его утверждения, предположения, просьбы безосновательно отвергаются. Подобные ответы и отражённые в них решения являются незаконными. Проверяющий обязан проверить все изложенные в обращении факты, рассмотреть приведённые заявителем доводы. Однако это правило зачастую нарушается, в том числе, в судопроизводстве.

             Необходимо также отметить, что отписки получают не только рядовые граждане, но и люди известные, влиятельные, занимающие высокие государственные посты.

             «Замотать». Ещё одна схема получила неофициальное название «замотать». Она

предполагает последовательную реализацию более простых схем: отписки, «футбола». За отпиской следует ещё одна отписка, или отписка сменяется «футболом». Чиновники также могут проигнорировать вопросы обратившегося. Их цель состоит в том, чтобы заявитель устал от бесплодных усилий, понял их бесполезность и потерял желание обращаться снова. В этой схеме, помимо указанного, применяется также затягивание сроков рассмотрения обращения. Так, жалоба на нарушения, допущенные в ходе уголовного процесса, по закону должна рассматриваться прокурором или начальником следственного органа в срок до трёх дней, а на практике ответ может поступить через месяц и более!...Ещё один приём, используемый при реализации схемы «замотать», заключается в том, что на подготовленных для граждан письмах указываются даты, укладывающиеся в предусмотренный законом срок, но реально письма направляются получателю спустя две-три недели, а в отдельных случаях – несколько месяцев. В этом легко убедиться, сопоставив дату, указанную на почтовом штемпеле на конверте, с датой в письме. Иногда обращения граждан вообще остаются без ответа.  Все схемы ухода чиновников от правильного и объективного рассмотрения обращений граждан опасны и коварны. Они не только не дают защититься от коррупции, но и сами её порождают. Человека подводят к мысли, что законным путём он свой вопрос не решит, надо заплатить взятку…»

            Парадокс ситуации заключается в том, что если первичная жалоба не была прочитана внимательно, то все последующие жалобы становятся всё толще, и чем толще становится последующая жалоба, тем меньше шансов, что её вообще кто-нибудь прочитает и примет по неё законное решение. Этот парадокс я вскрыл ещё в 1986 году, когда по поручению редакции газеты «Правда» изучал причины повторных жалоб.  Нам, членам СПЧ, как профессиональным юристам, так и другим правозащитникам, все эти схемы хорошо известны и мы принимаем самые разные меры к борьбе с этим видом саботажа. Но, увы, пока это малорезультативно. Член СПЧ адвокат Юрий Артёмович Костанов  на каждой встрече с Президентом говорит одно и тоже: необходим добиться чтобы следственные, прокурорские и судебные чиновники давали мотивированные ответы. И Президент  с этим соглашается. Но почему-то ничего не меняется. Опять нет прямых указаний Президента?

          Единственным руководителем высокого ранга, публично затронувшим эту тему, является опять-таки Председатель Следственного комитета России А.И. Бастрыкин, который в одном из интервью Российской газете» сказал: «…Для того, чтобы перестроить работу, многим коллегам для начала надо все-таки признать накопившиеся ошибки. Прежде всего, нужно избавиться от равнодушия к людям, которые обращаются к ним за помощью. Необходимо найти подход к каждому конкретному человеку, вникнуть в его проблемы. Ведь чего греха таить, многие руководители привыкли искать визы подчиненных на процессуальных документах, вместо того чтобы самим досконально разобраться в обстоятельствах преступления, давать законные и профессионально грамотные указания, участвовать в производстве следственных действий. Крайне важно, чтобы руководители помнили, что мы живем в современном информационном обществе, где необходимо хорошо знать обстановку в регионах, чувствовать настроения людей и понимать, что от них ждут безусловно объективного и принципиального подхода к каждой проблеме. Если же нерешенные проблемы выходят на федеральный уровень, с такими руководителями мы, нередко бывает, разговариваем серьезно и этот разговор короткий: либо руководитель меняет свой стиль общения с людьми и делает надлежащие выводы, либо ищет себе другое место работы… Нет необходимости доказывать, что строгое соблюдение законов не менее значимый ресурс национального подъема, нежели экономическая стратегия или социальные программы. И что они должны идти рядом, вместе, работая как слаженный и совершенный инструмент реформ, как единственно возможный в России путь улучшения жизни людей…Ежемесячно я провожу личные приемы граждан, которые позволяют составить объективное мнение о работе подчиненных на местах не на основании цифр и отчетов, а глядя в глаза тем, кто не «достучался» до региональных руководителей. Они проделывают долгий путь, чтобы добиться справедливости. Когда я слышу то, о чем говорят граждане, с какими проблемами приходят, то искренне извиняюсь перед ними за «работу» своих подчиненных. И мне удивительно слышать, что такие следователи и руководители не удосужились сделать этого раньше…»

            Надо отметить, что А. И. Бастрыкин попытался навести поряядок в своём ведомстве – взял и реформировал (а попросту говоря разогнал) службу процессуального надзора, но как показывает практика это не очень повлияло на качество работы его следователей.

            Как коллективный консультационный орган при Президенте России ПЧ не только  жалуется Президенту, но и разрабатывает предложения по исправлению выявленных недостатков.  Ещё в  2015 г была создана. рабочая группа Совета при Президенте РФ по развитию гражданского общества и правам человека, которая подготовила проект изменений в Федеральный закон «О порядке рассмотрения обращений граждан в Российской Федерации». В нём была подчёркнута обязанность должностных лиц всех органов власти своевременно и объективно рассматривать обращения граждан, давать на них законные, обоснованные и мотивированные ответы. Кроме того, мы предприняли  попытку дать в тексте закона определение, что является «мотивированным ответом». В частности, в п. 5 ст. 12 Проекта указано, что «обращение считается разрешённым по существу, если даны мотивированные ответы на все поставленные в нём вопросы и приняты необходимые меры в соответствии с законодательством Российской Федерации». Проект был направлен в Администрацию Президента России и с тех пор мы ничего о нём не слышали. Опять тихий саботаж?

            В этой статье я специально не стал приводить конкретных примеров. Если кого-нибудь интересует конкретика, то её можно найти на сайте СПЧ в моём блоге, а также в блогах моих коллег по СПЧ Ю.Костанова, Л.Никитинского, И.Коляпина, А.Бабушкина, Е.Меркачёвой, К.Кабанова и в опубликованных стенограммах наших встреч с Президентом России В.В.Путиным.

А собственно говоря, что такое саботаж с чисто юридической точки зрения? Вспомните, ведь в декрете об образовании ВЧК говорилось не только о борьбе с контрреволюцией, но и с саботажем как одним из видов борьбы контрреволюции против Советской власти. Правовая суть саботажа заключается в умышленно-недобросовестном исполнение обязанностей, уклонении от работы или злостный срыв работы при соблюдении видимости выполнения ее. Саботажем может быть стремление помешать осуществлению чего-нибудь при помощи скрытого, замаскированного противодействия. Одной из форм саботажа является так называемая «итальянская забастовка» или работа строго по правилам. Вот хотелось бы посмотреть на авторов реформы УПК, если вдруг все правоохранители начнут работать строго по их правилам. Мало ни кому не покажется. Раскрываемость преступлений снизиться примерно до 25%, общие сроки  следствия будут исчисляться годами, а сроки содержания под арестом будут практически вечные… И всё то потому, что внедрённые ими нормы находятся в отрыве от реального процесса работы с информацией. Но это уже другая история.  

 

Е.Мысловский

P.S. Мои три последние статьи для блога родились в результате освобождения от так  называемой текучки, когда в течение почти трёх месяцев самоизоляции я ворошил свои архивы с разрозненными записями, изучал переданные мне уголовные дела, о которых я ещё напишу или сделаю фильмы для своего канала в интернете. На всё нужно время. И ещё здоровье. А из-за карантинного режима сорвались все мои плановые визиты к врачам с обычными для человека в моём возрасте болячками.  А сейчас ведь особой тонкости политический момент. Который можно назвать «предплебисцитным». Режим самоизоляции наконец-то в Москве закончился,  рано или поздно и эпидемия пойдет на спад, а вот поправки к Конституции у нас еще не «проголосованы».  И народ, стало быть, злить нельзя. Последние два месяца страна управлялась Президентом практически ежедневно в ручном режиме при прямой телевизионной трансляции. Может быть Владимир Владимирович в точно таком же режиме проведёт совещание с руководителями всех структур правоохранительного блока и даст им прямое указание о необходимости выполнять закон и очистить свои ведомства от саботажников. Мечты, мечты…  

Е.Н.Мысловский