"В тюрьме сам бог велел использовать силу по полной". Правозащитник Андрей Бабушкин о том, чем опасен для общества "закон садистов"

19 июня 2015

В минувшую среду в Совете по правам человека при президенте РФ (СПЧ) прошло специальное заседание, посвященное соблюдению прав граждан в местах лишения свободы. В центре дискуссии был поступивший в Госдуму законопроект о применении силы и спецсредств в отношении заключенных. Правозащитники окрестили документ «законом садистов». О том, откуда взялась эта инициатива и чем она может обернуться для российских зеков, «Ленте.ру» рассказал член СПЧ, председатель правозащитного комитета «За гражданские права» Андрей Бабушкин.

«Лента.ру»: Почему правозащитники назвали этот документ «законом садистов»?

Бабушкин: Мы впервые ознакомились с ним в декабре прошлого года во время экспертизы в правительстве. Мы сразу поняли, что это совсем не то, что нужно, и ничего кроме проблем от этого закона мы не получим. В нем столько дыр и размытых формулировок, что он позволяет практически без ограничений применять силу и любые спецсредства в отношении заключенных. На законных основаниях и буквально по каждому поводу. Страшно подумать, как этим воспользуются недобросовестные сотрудники пенитенциарной системы, которые и сейчас допускают крайнюю жестокость в отношении граждан.

Откуда же он такой взялся?

Эта история началась еще в 2011 году, когда был принят закон «О полиции». Тогда все силовые органы, включая и ФСИН России, решили привести свои нормативные акты в части применения физической силы, спецсредств и оружия в соответствие с новым федеральным законом. Речь шла о том, в какие части тела нельзя наносить удары, в отношении кого нельзя применять физическую силу, разъяснялись ограничения по применению физической силы, говорилось о соразмерности этой силы и так далее — около десяти правовых норм. И были подготовлены поправки, в том числе в закон «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы».

Похвальная инициатива.

В общем, да. Но надо учитывать, что полиция, в отличие от ФСИН, применяет спецсредства и силу в отношении действующего нарушителя, который представляет реальную угрозу здесь и сейчас. Авторы этих поправок, видимо, подумали, что раз в отношении людей, чья вина еще не доказана, можно применять столь жесткие меры, то в тюрьме в отношении преступников сам бог велел использовать и силу, и спецсредства по полной программе.

Определенная логика тут присутствует.

Но проблема в том, что они свалили в одну кучу все нарушения, которые только могут быть в местах лишения свободы. В одном ряду оказались и нападение на вооруженного сотрудника, и несоблюдение режима. Вынос хлеба из столовой, курение в неположенном месте, распитие чая в ночное время, написание жалобы на приговор в неположенное время, переход в соседний локальный участок — это нарушение режима. Успешно пресекается посредством устного предупреждения. Я посетил порядка двухсот колоний и не припомню ни одного случая, когда заключенный в ответ на требование сотрудника не курить в неположенном месте нападал бы на него. В общем, авторы первой редакции создали закон, применение которого принесло бы больше вреда, чем пользы.

Была и вторая редакция?

Да. Вместе с рабочей группой правительства по изменению концепции реформы уголовно-исполнительной системы мы взялись исправить эти недостатки. Всего десять человек. Одни прежде сами работали в системе исполнения наказаний, другие неоднократно посещали места лишения свободы как общественные наблюдатели. Были и представители ФСИН и Минюста. Нам удалось создать более-менее вменяемый вариант, с которым уже можно иметь дело. По крайней мере, острой идиосинкразии у гражданского общества он не вызывал. Мы ожидали, что именно его внесут в Госдуму, но почему-то внесли первый вариант, увиденный нами в декабре.

Почему?

Никто не знает. Возможно, по ошибке. А возможно, какие-то силы хотели организовать провокацию против руководства ФСИН, действительно настроенного на реформу ведомства.

Чем на практике может обернуться применение такого закона?

Тем, что сотрудники получат право применять наручники, резиновые дубинки и другие спецсредства в отношении тех, кто допускает самые незначительные нарушения. Я, кстати, в этом году посетил шесть регионов и опросил около ста сотрудников исправительных учреждений. Так вот, среди профессионалов, которые качественно выполняют свои обязанности, никто не пожаловался на то, что действующее законодательство не позволяет им применять спецсредства в тех объемах и в случаях, оговоренных в новом законопроекте.

Но судя по заявлениям правозащитников, так считают далеко не все сотрудники.

Не все. Нарушений много. Часто сталкиваемся с тем, что наручники используют в отношении пациентов медицинских стационаров. Лежат они прикованные сутками. Это недопустимо. Регулярно нарушаются требования директора ФСИН об обязательной видеофиксации при применении спецсредств. В некоторых регионах, таких, например, как Мордовия или Челябинская область, это приобретает характер эпидемии. Распространенное нарушение — применение резиновой палки за невыполнение требований сотрудника. Действующий закон этого не позволяет.

А новый?

С новым, боюсь, фактов применения силы, оружия и спецсредств станет больше, причем в разы. Больше будет и случаев незаконного применения. А роль социальных и воспитательных механизмов воздействия, напротив, снизится. Зачем совершенствовать методы воспитательной работы, если можно, поигрывая резиновой палкой и хватаясь за пистолет, решать любые проблемы.

Любые?

Ну, а что? Вот один из пунктов допускает применение спецсредств для пресечения нарушений режима содержания. А что это такое? Это если человек в ночное время вышел на улицу покурить. А к нему теперь можно применить резиновую палку, специальные газовые средства, электрошокер и даже собаку. А в случае неповиновения осужденного, если он, например, отказался встать в строй, можно использовать еще и огнестрельное оружие. Оружие можно использовать в случае групповых нарушений общественного порядка. Например, группа осужденных во время воспитательного мероприятия или ночью вышла на улицу и скандирует: «Требуем прокурора!» Новая редакция позволяет стрелять. Противоправные действия — осужденный высморкался в занавеску. Тоже можно применить в отношении такого нарушителя оружие. Примеры я могу приводить очень долго. Но самое печальное, что во всех статьях о применении оружия ничего не сказано о том, что сотрудник должен добиваться нелетального применения. Не стрелять в голову, а например, в ногу. Этого нет.

Но есть же случаи когда применение всего этого арсенала оправдано?

Конечно, есть. Но тех нарушений, которые действительно требуют применения спецсредств, наберется не более десяти процентов. И это в законе надо четко определять. Потому что существует старое правило: если закон можно неправильно использовать, он будет неправильно использован. Если есть возможность расширенного толкования закона, он обязательно будет истолкован не так, как этого хотел законодатель. Подтверждений тому масса.

А как же контроль со стороны вышестоящего руководства?

Новый закон предписывает ставить в известность вышестоящее руководство и прокурора о применении спецсредств и оружия не позднее, чем за 24 часа. Но мы помним, что произошло в колонии Копейска, где были убиты четыре человека. Там с момента убийства до доклада в Москву прошло всего восемь часов, но за это время уже были сфальсифицированы доказательства, и закончилось все, как мы знаем, скандальным разбирательством и судебным процессом. Я не понимаю, что мешает при современном уровне развития связи уведомить прокурора в течение 24 минут? Совершенно непонятно.

В Мордовии мы столкнулись с ситуацией, когда сотрудники межрайонного следственного отдела, получив жалобу от осужденного на незаконное применение спецсредств, поручают разобраться в этом оперуполномоченного из того же учреждения. Получается, что этот сотрудник собирает доказательства на своего же коллегу, с которым они по вечерам чай пьют. А еще в новой редакции написано, что сотрудник должен руководствоваться в своей деятельности не законом, а приказами и распоряжениями руководителя подразделения. Но распоряжения, как мы знаем, могут быть разными. Этот закон в первую очередь опасен для молодых, неопытных сотрудников, у которых может возникнуть соблазн, прибегнуть к простым и неверным решениям.

Стоит ли ожидать новую волну насилия и повторения таких ситуаций, как в Копейске или Кировограде?

Определенно можно сказать, что ситуация в местах лишения свободы обострится. Конфликты ужесточатся. Они будут принимать все более антагонистичный и непримиримый характер. В итоге авторитет работников ФСИН укрепить не удастся, и этот закон окажет им медвежью услугу.

Вернуть его нельзя?

Из Думы? У нас таких полномочий нет. Будем работать с тем текстом, который внесен. Снять его со слушаний мы не требуем, но постараемся убедить правительство провести техническую замену. Просто поменять эту редакцию на ту, которую мы вместе подготовили.

Ну а представители заинтересованных ведомств что думают о внесенном законопроекте?

В Минюсте отзывались о нем весьма критически и признали, что там не были учтены многие полезные доработки. Ну а представители ФСИН были вынуждены защищать этот закон, хотя и они отметили, что по многим позициям с нами согласны. Это дает мне надежду на то, что поправки все же будут доработаны перед вторым чтением.