Член Совета, адвокат Юрий Костанов выступил с особым мнением по поводу дела коллекционера Певзнера

По мнению Костанова, судьба изъятого полотна Брюллова "Христос во гробе"  зависела от ответа на два основных вопроса: можно ли признать перемещенную через пункт таможенного контроля картину орудием преступления  и можно ли приравнять судебное определение о прекращении уголовного дела в связи с истечением срока давности к обвинительному приговору.

Заслуженный адвокат России, член Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека Юрий Костанов не согласился с представленной в Конституционном суде позицией СПЧ по делу коллекционера Александра Певзнера.

Верховный суд конфисковал картину Карла Брюллова "Христоc во гробе", принадлежащую Певзнеру и его супруге, на основании оспариваемых в КС РФ норм статей 81 и 401.6 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, а после прекращения уголовного дела о контрабанде в связи с истечением срока давности, шедевр стоимостью более 9 миллионов рублей владельцам не вернули.

По мнению Юрия Костанова, судьба полотна зависела от ответа на два основных вопроса: можно ли признать перемещенную через пункт таможенного контроля картину орудием преступления  и можно ли приравнять судебное определение о прекращении уголовного дела в связи с истечением срока давности к обвинительному приговору.

Признание картины орудием преступления, если она не была заключена в дубовую раму и ею не был нанесен удар кому-либо по голове, невозможно, убежден член СПЧ. Если же речь идет о контрабандном перемещении, то предмет контрабанды как вещественный элемент объекта преступления нельзя смешивать с понятием орудия преступления, иначе орудием преступления надо признавать бумажник, вытащенный вором, или не только нож в руках убийцы, но и тело убитого им человека. Абсурдность такого подхода совершенно очевидна.

В отношении ст. 81 УПК РФ Костанов готов признать, что она противоречит конституционным нормам как о презумпции невиновности, так и о праве частной собственности, если правоприменительной практикой допускает такое толкование, которое позволяет приравнять постановление о прекращении уголовного дела к обвинительному приговору и конфисковать ценное имущество у невиновного лица и при отсутствии правового акта об установлении события преступления и вины.

Особое мнение Юрия Костанова опубликовано вместе с заключением Совета и в его персональном блоге.

ОСОБОЕ МНЕНИЕ ЧЛЕНА СОВЕТА ЮРИЯ КОСТАНОВА

31 января Конституционный суд приступил к рассмотрению жалобы А.Е. Певзнера на нарушение его конституционных прав статьей 81 и 401.6 УПК РФ. На основании этих норм Верховным судом РФ была конфискована картина Карла Брюллова «Христоc во гробе», принадлежащая А.Е. Певзнеру и его супруге Ирине Певзнер.  По запросу Конституционного суда РФ от имени нашего Совета было представлено научно-консультативное заключение, информация о содержании которого размещена на сайте Совета. При этом не было принято во внимание, что у ряда членов совета сложилось иное мнение по этому вопросу. Ввиду того, что моя позиция значительно отличается от позиции, представленной от имени Совета, считаю необходимым высказать свое суждение.

По моему мнению, судьба принадлежащей  гражданину Певзнеру и его супруги картины зависела от ответа на два основных вопроса: можно ли признать перемещенную через пукт таможенного контроля картину орудием преступления  и можно ли приравнять судебное определение о прекращении уголовного дела в связи с истечением срока давности к обвинительному приговору.

По моему мнению, признание картины орудием преступления, если она не была заключена в дубовую раму и ею не был нанесен удар кому-либо по голове, невозможно. Если речь идет о контрабандном перемещении, то предмет контрабанды как вещественный элемент объекта преступления нельзя смешивать с понятием орудия преступления. Иначе орудием преступления надо признавать бумажник, вытащенный вором или не только нож в руках убийцы, но и тело убитого им человека, но абсурдность такого подхода совершенно очевидна.

Еще хуже дело обстоит с возможностью приравнивания к обвинительному приговору постановления о прекращении дела по нереабилитирующим основаниям и применение вследствие этого в отношении обвиняемого процессуальных мер, ограничивающих и ущемляющих его права - в том числе конфискации имущества, когда это происходит в отношении лица, не признанного виновным по приговору суда. Если нет преступления, не должно быть и наказания. Статья 81 УПК РФ, по мнению Верховного суда РФ, позволяет конфисковать имущество у  обвиняемого,  исходя из того, что если он  не воспользовался своим правом добиваться оправдательного приговора, значит с ним можно обращаться  как с человеком, совершившим преступление, априори виновным. Все, кто исходит из таких позиций, признают, что принципу презумпции невиновности присуща неопределенность. Однако, это не так, принцип презумпции невиновности совершенно определенно говорит о том, что с не признанным виновным по приговору суда человеком – в том числе гражданином Певзнером, которого суд не признавал виновным в контрабанде, нельзя обращаться как с виновным.

 Обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. То есть, если Певзнер не был признан судом виновным в совершении контрабанды и в отношении него нет обвинительного приговора, он считается невиновным независимо от того по реабилитирующим или нереабилитирующим основаниям было прекращено уголовное дело.

В противном случае, прекращение уголовного дела в связи с истечением срока давности, в котором суд указал, что Певзнеру органами следствия предъявлено обвинение в совершении преступления, но не исследовал материалы дела на предмет установления обстоятельств дела и виновности обвиняемого и не вынес обвинительного вердикта (а в постановлении о прекращении дела это не исследуется), приравнивается к обвинительному приговору, а это значит, что к обвинительному приговору приравнивается постановление следователя о предъявлении обвинения. Это очень опасный путь, на котором недалеко вернуться к практике 30-х- 40-х годов прошлого века, когда для принятия мер в отношении невиновных людей было достаточно постановления оперуполномоченного или следователя НКВД.

В деле Певзнера представители Совета Федерации, Госдумы и Президента исходили из того, что поскольку Певзнер согласился на прекращение дела по нереабилитирующим основаниям, конфискация была применена правомерно и постановление о прекращении дела обосновано приравнено к приговору суда. При этом, в материалах следствия (которые были мне переданы ранее Советом для подготовки экспертного заключения по обращению Певзнера), говорится, что он открыто привез картину в фургоне на территорию таможенного поста для определения ее авторства в Русском музее, предъявив декларацию для оформления ее временного ввоза. Это означает, что действий по сокрытию и перемещению помимо таможенного контроля Певзнер не совершал.  Далее следствие утверждает, что сотрудники таможни поставили печати и штампы на предъявленной Певзнером декларации по его указанию и за денежное вознаграждение.  Плохо верится, что два офицера действовали по указке человека, который им не сват, не брат и не воинский начальник. А если преступление и было совершено, то это не использование картины для контрабанды, а вымогательство взятки у ее владельца. Как можно говорить об орудии преступления, если само событие преступления не было установлено судом!

Если ст. 81 УПК РФ по смыслу придаваемому ей правоприменительной практикой допускает такое толкование, которое позволяет приравнять постановление о прекращении уголовного дела к обвинительному приговору и конфисковать ценное имущество у невиновного лица и при отсутствии правового акта об установлении события преступления и вины, то она противоречит конституционным нормам как о презумпции невиновности, так и о праве частной собственности.

Мне, как гражданину России и русскому юристу стыдно за государство, уже обобравшее пенсионеров, врачей и учителей, которое опустилось до того, что решило обобрать одного конкретного человека.

А.Ю. Костанов

НАУЧНО-КОНСУЛЬТАТИВНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Совета при Президенте Российской Федерации

по развитию гражданского общества и правам человека

В Совете при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека (далее - Совет) в связи с обращением судьи-докладчика Конституционного Суда Российской Федерации А.И. Бойцова рассмотрены жалобы Александра Евсеевича ПЕВЗНЕРА на нарушение конституционных прав заявителя п. 1 ч. 3 ст. 81 и ст. 4016 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее - УПК РФ).

Как видно из представленных материалов, основанием к рассмотрению этих обращений является обнаружившаяся, по мнению заявителя, неопределенность в вопросе о том, соответствует ли положениям Конституции РФ:

- п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ «в той мере, в какой при прекращении судом уголовного дела в связи с и стечением срока давности уголовного преследования данная норма предписывает конфисковать у обвиняемого принадлежащее ему и признанное вещественным доказательством имущество, использовавшееся в качестве орудия преступления»;

- ст. 4016 УПК РФ в той мере, в какой данная норма обладает правовой неопределенностью в вопросе о том, «относится ли конфискация имущества, признанного вещественным доказательством и законно принадлежащего лицу, указанному в данной норме (в том числе лицу, в отношении которого уголовное дело прекращено) как орудие преступления, к основаниям, влекущим ухудшение его положения».

Жалобы заявителя соответствует требованиям ст. 79 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» и представляется допустимой.

По существу жалоб необходимо отметить следующее.

1. Конституция Российской Федерации гарантирует при осуществлении уголовно-процессуальной деятельности права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права (ч. 1 ст. 17 Конституции). В соответствии с положениями Конституции РФ правосудием обеспечивается, в частности,

соблюдение требований презумпции невиновности и охрана частной собственности (ст. 18, ст. 35, ч. 1 ст. 46, ст. 49 Конституции РФ).

Как отметил Конституционный Суд РФ, «соблюдение фундаментальных процессуальных гарантий прав личности, включая презумпцию невиновности, должно обеспечиваться и при разрешении вопроса о прекращении уголовного дела по нереабилитирующему основанию».1 Прекращение уголовного преследования по так называемым нереабилитирующим основаниям, в частности, в связи с истечением сроков давности, не нарушает конституционный принцип презумпции невиновности, однако может повлечь нежелательные для обвиняемого последствия, поскольку «не влечет полную реабилитацию лица, в отношении которого прекращается дело».2

Конституционно-правовой режим института прекращения уголовного преследования в связи с истечением сроков давности характеризуется следующими основными положениями, выработанными практикой конституционного судопроизводства:

- «постановление о прекращении уголовного дела… по своему содержанию и правовым последствиям не может рассматриваться в качестве акта, которым устанавливается виновность…»;3

- «лица, в отношении которых прекращено уголовное преследование, виновными в совершении преступления либо (что равнозначно) в деянии, содержащем все признаки состава преступления, не признаны, а значит, и не могут быть названы таковыми»;4

- «прекращение уголовного дела в подобных случаях само по себе не является свидетельством незаконности осуществлявшегося против лица уголовного преследования; оно означает не исправление ошибки или иного нарушения закона, а отказ от дальнейшего доказывания виновности лица несмотря на то, что основания для осуществления в отношении него уголовного преследования сохраняются»;5

- государственные органы обязаны обеспечить лицам, в отношении которых осуществлялось уголовное преследование, «возможность добиваться восстановления своих прав и подтверждения своей невиновности в соответствующих судебных процедурах, исправления возможных ошибок, допущенных при осуществлении уголовного преследования на всех стадиях уголовного процесса»;6 - «защита прав, в том числе гарантированных ст. ст.49 (ч. 1) и 53 Конституции РФ, лица, в отношении которого уголовное дело прекращено ввиду истечения сроков давности, обеспечивается… предоставлением ему права возражать против прекращения и настаивать на продолжении производства по делу в обычном порядке».7

Предусмотренная пунктом 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ конфискация принадлежащих обвиняемому орудий и иных средств совершения преступления при вынесении постановления о прекращении уголовного преследования8 является уголовно-процессуальным актом, определяющим судьбу вещественных доказательств. Судьба вещественных доказательств при прекращении уголовного преследования обвиняемого в связи с истечением сроков давности определяется не в зависимости от установления виновности лица, что возможно только при вступлении в законную силу обвинительного приговора суда, а исходя из следующих критериев, выявленных Конституционным Судом РФ:

- уголовное преследование осуществлялось правомерно;

- к моменту прекращения уголовного дела основания для осуществления уголовного преследования сохранялись;

- обвиняемый не возражал против прекращения уголовного преследования по нереабилитирующему его основанию.

Нежелание обвиняемого оспаривать законность и обоснованность уголовного преследования является его осознанным выбором, который предполагает принятие установленных законом процессуальных и других последствий такой позиции. Согласно положениям ст. 53 Конституции РФ, право лица на возмещение государством вреда гарантируется лишь в случаях, когда вред причинен незаконными действиями (или бездействием) органов государственной власти или их должностных лиц. Законность уголовного преследования при прекращении его в связи с истечением сроков давности предполагается в случаях, когда обвиняемый не возразил против вынесения соответствующего постановления и не оспорил этот процессуальный акт.

Таким образом, несоответствия положениям Конституции РФ нормы, закрепленной в п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ, не усматривается.

В то же время, представляется целесообразным, чтобы Конституционный Суд РФ в своем постановлении по данному делу раскрыл конституционно-правовой смысл понятия «орудия, оборудование или иные средства совершения преступления, принадлежащие обвиняемому, орудие преступления», а также понятия «признанное вещественным доказательством имущество обвиняемого, использовавшееся в качестве орудия преступления». Такое истолкование крайне необходимо для точной дифференциации орудия преступления, иных вещественных доказательств и предмета контрабанды.

При этом следует иметь в виду, что одним из важных предметов рассмотрения дела в отношении заявителя судами первой и апелляционной инстанций стал вопрос о том, можно ли считать произведение изобразительного искусства (в данном случае картину К.Брюллова), являющуюся имуществом заявителя, орудием преступления. Расхождение между различными пониманиями данного вопроса и послужили основой для конституционного спора по поводу п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ. Думается, что суд апелляционной инстанции вполне правомерно счел незаконным применение п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ в части разрешения судьбы вещественного доказательства (указанной картины), поскольку счел

нарушением материального права отнесение в данном деле предмета контрабанды к орудиям преступления.

2. Как неоднократно подчеркивал Европейский суд по правам человека, «…норма не может считаться «законом», если она не сформулирована с достаточной степенью точности, позволяющей гражданину сообразовывать с ней свое поведение: он должен иметь возможность - пользуясь при необходимости советами - предвидеть, в разумной применительно к обстоятельствам степени, последствия, которые может повлечь за собой данное действие».9

Конституционный Суд РФ справедливо отмечал, что «неопределенность содержания правовой нормы не может обеспечить ее единообразное понимание, ослабляет гарантии защиты конституционных прав и свобод, может привести к нарушению принципов равенства и верховенства закона; поэтому самого по себе нарушения требования определенности правовой нормы, влекущего ее произвольное толкование правоприменителем, достаточно для признания такой нормы не соответствующей Конституции РФ»10.

При этом сам «Конституционный Суд РФ не вправе… восполнять пробелы в правовом регулировании, т.е. подменять законодателя…».11

В данном случае заявитель, указывая на неопределенность содержащегося в статье 4016 УПК РФ понятия «ухудшение положения» лиц и неразрешенность «в рамках УПК РФ» вопроса о том, «относится ли конфискация имущества… как орудия преступления к основаниям, влекущим ухудшение их положения», по сути, предлагает органу конституционного контроля исполнить функции законодателя, устранив правовую неопределенность (пробел), имеющуюся, по мнению заявителя, в отраслевом законодательстве.

Поставленный заявителем вопрос, как представляется, получил достаточное освещение в уголовно-процессуальном законодательстве и разъяснениях высших судов России.

Верховный Суд РФ традиционно связывает ухудшение (улучшение) положения обвиняемого с объемом и характером предъявленного ему обвинения. Так, в абз. 2 и 3 п. 20 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2016 г. № 55 «О судебном приговоре» приводится следующая правовая позиция: «Суд вправе изменить обвинение и квалифицировать действия (бездействие) подсудимого по другой статье уголовного закона, …если …изменение обвинения не ухудшает положения подсудимого и не нарушает его права на защиту.

Судам следует исходить из того, что более тяжким считается обвинение, когда:

а) применяется другая норма уголовного закона (статья, часть статьи или пункт), санкция которой предусматривает более строгое наказание;

б) в обвинение включаются дополнительные, не вмененные обвиняемому факты (эпизоды), влекущие изменение квалификации преступления на закон, предусматривающий более строгое наказание, либо увеличивающие фактический объем обвинения, хотя и не изменяющие юридической оценки содеянного».

В абз. 2 п. 21 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 января 2014 г. № 2 «О применении норм главы 47.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, регулирующих производство в суде кассационной инстанции» говорится: «Неправильное применение уголовного закона, являющееся основанием для пересмотра судебного решения в кассационном порядке с поворотом к худшему, может выражаться, например, в квалификации содеянного по уголовному закону о менее тяжком преступлении».

Следовательно, Верховный Суд РФ в контексте уголовно-процессуального регулирования, включая регламентирование пересмотра судебных актов в кассационной инстанции, на первый план выдвигает не юридические последствия признания человека виновным (невиновным), а именно содержание обвинения. Вопрос о юридических последствиях признания человека виновным (невиновным) в приписанном ему запрещенном деянии носит вспомогательный характер, поскольку его решение всецело зависит от главного обстоятельства: в совершении какого именно преступления был признан виновным (или невиновным) обвиняемый. Изменение обвинения влечет ухудшение либо улучшение

участи обвиняемого как само по себе, так и с учетом многочисленных правовых последствий изменения обвинения, в том числе, носящих имущественный характер.

Ранее высказанная правовая позиция Конституционного Суда РФ заключается в том, что корректно говорить об ухудшении (улучшении) положения обвиняемого лишь относительно решений, «…которыми уголовно-правовой статус лица как виновного (или невиновного) в совершении преступления и подлежащего (или не подлежащего) уголовной ответственности и наказанию определяется судом». Постановления судов другого рода, а также «пересмотр таких судебных постановлений не может расцениваться как ухудшающий или улучшающий положение лиц, по делам которых они вынесены…».1

Принятое по результатам предварительного слушания постановление суда о прекращении уголовного преследования в связи с истечением сроков давности, в котором решен вопрос о судьбе вещественных доказательств в соответствии с положениями п. 1 ч. 3 ст. 81 УПК РФ, а также последующие судебные акты по тому же предмету не могут рассматриваться как ухудшающие (улучшающие) положение обвиняемого в контексте ст. 4016 УПК РФ.

Тем не менее, недопустимо сохранение для лица, в отношении которого прекращено уголовное преследование, постоянной, не ограниченной определенным сроком угрозы ограничения его имущественных и других прав, если соответствующие меры не были своевременно приняты органами уголовного преследования и судом. «…Риск совершения ошибки прокуратурой или даже… судом, должно нести государство, и эти ошибки не должны исправляться за счет заинтересованного лица».

3. Разрешение вопросов о правомерности уголовного преследования заявителя, равно как и проверка законности и обоснованности правоприменительных решений, в том числе с точки зрения правомерности действий судов и должностных лиц органов исполнительной власти, с учетом фактических обстоятельств, имевших место в его конкретном деле, относится к компетенции соответствующих юрисдикционных органов и не входит в полномочия Конституционного Суда РФ (ст. 125 Конституции РФ, ст. 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде РФ»).

Настоящее заключение подготовлено членами Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека Н.Л. Евдокимовой, С.А. Пашиным и И.Г. Шаблинским.

30 января 2017 г.
Председатель Совета М. Федотов

1 Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2011 г. № 16-П по делу о проверке конституционности положений п. 4 ч. 1 ст. 24 и п. 1 ст. 254 УПК РФ в связи с жалобами граждан С.И. Александрина и Ю.Ф. Ващенко.

2 Определение Конституционного Суда РФ от 18 июля 2006 г. № 279-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Рысевой Н.Н. на нарушение ее конституционных прав статьей 133 УПК РФ.

3 Определение Конституционного Суда РФ от 5 ноября 2004 г. № 360-О по жалобе гражданина Краюшкина Е.В. на нарушение его конституционных прав ч. 4 ст. 133 УПК РФ.

4 Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2011 г. № 16-П по делу о проверке конституционности положений п. 4 ч. 1 ст. 24 и п. 1 ст. 254 УПК РФ в связи с жалобами граждан С.И. Александрина и Ю.Ф. Ващенко; аналогично - постановление Конституционного Суда РФ от 28 октября 1996 г. № 18-П по делу о проверке конституционности ст. 6 Уголовно - процессуального кодекса РСФСР в связи с жалобой гражданина О.В. Сушкова.

5 Определение Конституционного Суда РФ от 20 ноября 2008 г. № 777-О-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Рамазанова К.Р. на нарушение его конституционных прав положениями ч. 2 ст. 27, п, 4 ч. 2 и ч. 4 ст. 133, ч.ч. 6, 7 ст. 410 УПК РФ.

6 Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2011 г. № 16-П по делу о проверке конституционности положений п. 4 ч. 1 ст. 24 и п. 1 ст. 254 УПК РФ в связи с жалобами граждан С.И. Александрина и Ю.Ф. Ващенко.

7 Определение Конституционного Суда РФ от 18 июля 2006 г. № 279-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Рысевой Н.Н. на нарушение ее конституционных прав ст. 133 УПК РФ.

8 В ст. 1041 Уголовного кодекса РФ, на которую ссылается заявитель, говорится о конфискации орудий преступления на основании обвинительного приговора суда.

9 См. постановления ЕСПЧ: от 26 апреля 1979 г. по делу Санди Таймс против Соединенного Королевства; от 18 октября 2011 г. по делу Объединенная Македонская Организация «Илинден» и другие против Болгарии.

10 Постановление Конституционного Суда РФ от 20 декабря 2011 г. № 29-П по делу о проверке конституционности положения подп. 3 п. 2 ст. 106 Воздушного кодекса РФ в связи с жалобами закрытого акционерного общества "Авиационная компания "Полет" и открытых акционерных обществ "Авиакомпания "Сибирь" и "Авиакомпания "ЮТэйр".

11 Определение Конституционного Суда РФ от 3 июля 1997 г. № 87-О об отказе в принятии к рассмотрению запроса судьи Московского областного суда Н.В. Григорьевой.

12 Постановление Конституционного Суда РФ от 11 мая 2005 г. № 5-П по делу о проверке конституционности ст. 405 УПК РФ в связи с запросом Курганского областного суда, жалобами Уполномоченного по правам человека в РФ, производственно-технического кооператива "Содействие", общества с ограниченной ответственностью "Карелия" и ряда граждан.

13 Постановление ЕСПЧ от 24 мая 2007 г. по делу Радчиков (Radchikov) против Российской Федерации.

Источник фото: Новая газета