Член СПЧ Евгений Мысловский в интервью МК о правоохранительной системе: "Слишком далеко зашла "корпоративная солидарность"

О странностях нашей правоохранительной и судебной системы — разговор обозревателя МК, члена СПЧ Евы Меркачевой с бывшим старшим следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации, ныне членом Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека Евгением Мысловским.

22 сентября 2020

В конце августа Мособлсуд оправдал московского коммерсанта Арама Шагиняна, обвиняемого в убийстве. Любой оправдательный приговор сегодня многие расценивают как чудо. Как сбой системы. Сами посудите: сегодня оправдывают менее 1% (данные на 2019 год), а в советские годы целых 15%.

Ежегодно сейчас на имя Президента РФ поступает — внимание! — около миллиона (!) жалоб на суд и следствие. При такой низкой профессиональной работе правоохранительных органов (об этом уже в открытую говорят и ученые-криминалисты, и руководители отдельных ведомств) оправдывать, по идее, должны были бы едва ли не каждого второго.

Однако этого не происходит.

О странностях нашей правоохранительной и судебной системы — разговор обозревателя МК, члена СПЧ Евы МЕРКАЧЕВОЙ с бывшим старшим следователем по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации, ныне членом Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека Евгением МЫСЛОВСКИМ.
 


Автор книги про мафию в СССР разнёс российские суды

Член СПЧ Евгений Мысловский: «Слишком далеко зашла «корпоративная солидарность»

Оправдать нельзя осудить

— Евгений Николаевич, много ли было оправдательных приговоров в советское время?

— В последнее время с легкой руки журналистов стало модно сравнивать количество оправдательных приговоров не с советским временем, а с периодом «при Сталине». Но, на мой взгляд, эти периоды не могут быть сравниваемы. И дело здесь не в политике того или иного периода, а в квалификации кадров.

При Сталине, т.е. в период 30–40-х годов, следственные кадры имели низкий общеобразовательный уровень. Следователь НКВД с семью классами образования (а таких по всей стране было большинство) уже считался грамотным. В тот период основным признаком готовности к этой работе считалось не образование, а преданность делу революции, делу партии. Отсюда и пошли все перегибы.

Или вот были случаи, когда следователями становились «гуманитарии» — яркий пример знаменитый Лев Шейнин (написал «Записки следователя» и учебник по криминалистике, возглавлял следственный отдел Прокуратуры Союза ССР с 1935 по 1947 год, в 1951 году арестован за «антисоветские настроения», реабилитирован. — Прим. авт.). Его, студента литературного вуза, по путевке комсомола направили на работу судебным следователем, и всю юридическую науку он постигал на практике под руководством судьи.

Вообще в тот «сталинский» период кадровая иерархия в зависимости от образования и опыта выстраивалась следующим образом: на самой низшей ступени стояли дознаватели и следователи милиции, затем шли следователи прокуратуры, затем прокуроры, и последнюю, самую высшую ступень занимали судьи. Поскольку суд всегда являлся высшей инстанцией для следствия, то именно поэтому количество оправдательных приговоров было относительно высоким — 10–15%.

— А после войны как часто оправдывали?

— Великая Отечественная война внесла свой вклад в кадровую политику. После ее окончания большое количество фронтовиков было направлено в юридические вузы и органы правопорядка. А потом было разоблачение массовых необоснованных репрессий, что сыграло огромную роль в формировании психологии послевоенных кадров не только следователей, прокуроров и судей, но и научных работников в этой отрасли. Естественно, что с учетом фронтового опыта и повышением общеобразовательного уровня количество следственных ошибок стало резко снижаться. Одновременно повысилась и планка оценки профессионализма следователя — от него стали требовать безошибочной работы, а этого в принципе невозможно добиться.

— И каков в итоге был процент оправданий в тот период?

— Надо отметить, что достоверных данных о преступности и судимости в СССР в тот период не публиковали, так как они были секретными. Впервые эти данные были проанализированы лишь в 1999 году доктором юридических наук В.В.Лунеевым в монографии «Преступность ХХ века». С учетом повышения качества следствия в 1961 году доля оправдательных приговоров составляла 2,2% и постепенно постоянно снижалась, а в конце 90-х годов стабилизировалась на уровне 0,7%. Если четко следовать УПК РФ, то их не должно быть вообще! В суд должны направляться только дела с железными доказательствами. Но это лишь в идеале, а поскольку следствие, как и правосудие, осуществляют люди, то законодатель оставил им право на ошибку. Именно поэтому предусмотрены в законе многоступенчатые «фильтры» для отлова и исправления ошибок. Ошибок, но не злоупотреблений во имя ложно понятых интересов службы. Ошибки надо не только исправлять, но и нести за них ответственность.

Лев Шейнин.

— В вашей практике следователя был случай, чтобы кого-то из ваших подследственных оправдали?

— Не было. Я пришел на работу в прокуратуру в конце 60-х годов, когда кадровую основу составляли те самые бывшие фронтовики, которые еще не отошли от шока массового реабилитационного процесса. Они учили наше поколение, с одной стороны, логике следственного мышления, а с другой — строгому соблюдению норм уголовно-процессуального права. Сначала так учили меня, а потом я точно так же учил новых следователей. Именно поэтому на меня за все время моей следственной службы, а это около четверти века, не было ни одной жалобы от обвиняемых или адвокатов.

— А как насчет корпоративной солидарности? Разве она не в тот период появилась?

— Да, вы правы, появилась. С учетом того, что в оценку общей работы оказались втянуты так называемые фильтры — начальники следственных подразделений, прокуроры и даже судьи, то вынесение оправдательного приговора стало рассматриваться как крайне нежелательное явление, влекущее за собой наложение дисциплинарных взысканий по всей этой цепочке, вне зависимости от причин. Постепенно и сложился режим так называемой корпоративной солидарности, когда сначала судьи стали закрывать глаза на «мелкие» нарушения, а затем постепенно привыкли и к «крупным». Одновременно в судебную практику был внедрен показатель так называемой стабильности приговоров, что оказало, на мой взгляд, крайне отрицательное влияние на качество правосудия.

— Почему сейчас сложнее оправдать человека? Процент оправдательных приговоров так нещадно мал!

— Это все та же стойкая система «корпоративной солидарности», которая за последние годы еще наложилась на низкий профессиональный уровень. И вот как получается сегодня — следователь, по неопытности или другой причине, что-то напортачил. Прокурор при утверждении обвинительного заключения по какой-то причине этот брак пропустил. Подчиненный ему прокурор-обвинитель в судебном заседании не посмел перечить своему начальнику или тоже по каким-то причинам не стал отказываться от обвинения. Судья не стал вникать в проблему или сделал вид, что ее не существует, и вынес приговор. А высшая судебная инстанция, исходя из той же политики «стабильности», оставляет этот приговор в силе или лишь незначительно изменяет его.

Продолжение на сайте газеты Московский комсомолец